27 июля 1841 года погиб Михаил Лермонтов.
В день памяти поэта я вспомню заключительную главу из книги «Горы кавказские для меня священны» (серия Русские в Грузии»).
Глава называется «За стихи можно простить ему все безумства»:
«В 1840 году последовала вторая ссылка Лермонтова на Кавказ. Она сопровождалась личным приказом императора задействовать его в военных операциях. Лермонтов принимает участие в экспедиции в составе отряда генерал-лейтенанта А. В. Галафеева. После ряда небольших стычек, 11 июля, состоялся бой при реке Валерик. В «Журнале военных действий» указано:
«Тенгинского пехотного полка поручик Лермонтов, во время штурма неприятельских завалов на реке Валерик, имел поручение наблюдать за действиями передовой штурмовой колонны и уведомлять начальника отряда об ее успехах, что было сопряжено с величайшею для него опасностью от неприятеля, скрывавшегося в лесу за деревьями и кустами. Но офицер этот, несмотря ни на какие опасности, исполнял возложенное на него поручение с отменным мужеством и хладнокровием…»
В августе Лермонтов совершил еще один поход, участвуя во множестве жестоких стычек с горцами. После краткого отдыха в Пятигорске он снова в отряде Галафеева, на этот раз – в составе кавалерии. Он удивлял отчаянной храбростью всех — старых кавказских джигитов, разжалованных офицеров и казаков… «Невозможно было сделать выбора удачнее, – вспоминал сослуживец поэта, – всюду поручик Лермонтов, везде первый подвергался выстрелам хищников и во главе отряда оказывал самоотвержение выше всякой похвалы».
Галафеев представил Лермонтова к награде и направил командующему личную просьбу о его переводе в гвардию. Но Лермонтов не получил наград и не был переведен в гвардию.
В 1840 году в отряде генерала Галафеева вместе с Лермонтовым находился Константин Христофорович Мамацашвили. Он учился в Тифлисской гимназии вместе с Николозом Бараташвили, окончил Павловский кадетский корпус в Петербурге. В битвах при Валерике они сражались рядом. «Я хорошо помню Лермонтова, – вспоминал Мамацашвили, – и как сейчас вижу его перед собою, то в красной канаусовой рубашке, то в офицерском сюртуке без эполет, с откинутым назад воротником и переброшенною через плечо черкесскою шашкой, как обыкновенно рисуют его на портретах. Он был среднего роста, с смуглым или загорелым лицом и большими карими глазами. Натуру его постичь было трудно. В кругу своих товарищей, гвардейских офицеров, участвующих вместе с ним в экспедиции, он был всегда весел, любил острить, но его остроты часто переходили в меткие и злые сарказмы, не доставлявшие особого удовольствия тем, на кого были направлены. Когда он оставался один или с людьми, которых любил, он становился задумчив, и тогда лицо его принимало необыкновенно выразительное, серьезное и даже грустное выражение; но стоило появиться хотя одному гвардейцу, как он тотчас же возвращался к своей банальной веселости, точно стараясь выдвинуть вперед одну пустоту светской петербургской жизни, которую он презирал глубоко. В эти минуты трудно было узнать, что происходило в тайниках его великой души. Он имел склонность и к музыке, и к живописи, но рисовал одни карикатуры, и если чем интересовался – так это шахматною игрою, которой предавался с увлечением».
В январе 1841 года Лермонтов получает отпуск на два месяца и отправляется в Петербург. Там подает прошение об отставке, но, не дождавшись ответа, в конце апреля едет в Ставрополь. В дороге нагоняет А.А. Столыпина, в конце мая они вместе приезжают в Пятигорск и снимают квартиру.
13 июля 1841, вечером, в доме Верзилиных, где часто собиралась молодежь, развернулись роковые события…
Вызов Мартынова на дуэль оказался для Лермонтова неожиданным, – он не предполагал, что бывший товарищ по юнкерской школе окажется столь обидчив…
Поединок был назначен на 15 июля.
До места дуэли Лермонтов ехал с приятелем Глебовым и рассказывал ему, что задумал новую работу: «Я выработал уже план двух романов: одного из времен смертельного боя двух великих наций, с завязкою в Петербурге, действиями в сердце России и под Парижем и развязкой в Вене, и другого – из кавказской жизни, с Тифлисом при Ермолове… персидской войной и катастрофой, среди которой погиб Грибоедов в Тегеране… Недели через две уже нужно будет отправиться в отряд, к осени пойдем в экспедицию, а из экспедиции когда вернемся!»
В тот же день между шестью и семью часами вечера у подножия горы Машук при секундантах М.П. Глебове и А.И. Васильчикове состоялась дуэль Лермонтова с Мартыновым. Шел ливень, бушевала гроза… Когда Мартынов и Лермонтов вышли к барьеру, всем стало понятно, что Лермонтов стрелять не будет: его правая рука с пистолетом была поднята вверх. Но Мартынова это не остановило. Он убил Лермонтова наповал. Участники настолько растерялись, что поспешно уехали в город. Оставили на месте Глебова, но и он вскоре уехал, чтобы доложить обо всем начальству. Тело Лермонтова так и пролежало там до вечера…
Поэта похоронили в Пятигорске. Друзьям удалось предать Лермонтова земле по православному обряду…
Примечательные воспоминания оставила в своих записных книжках А.О. Смирнова-Россет: «Великий князь Михаил провел у меня вечер, и мы говорили о Лермонтове. Он сказал: «Будь я уверен, что его убьют, я послал бы его в экспедицию»… Он жалеет Лермонтова, хотя последний и оскорблял все военные идеи великого князя. Он ему был симпатичен, и он даже сказал мне, что предлагал Лермонтову оставить военную службу. «Представьте себе, что он мне ответил: я люблю эту службу и предпочитаю ее всякой другой! Это был беспокойный, подвижный и в высшей степени странный характер! Это – не Пушкин. Жить одному в деревне, в продолжении двух лет, и выйти оттуда, полным жизни, гения, вполне созревшим – разве Лермонтов способен был на это, да он бы умер. Пушкин находил все в себе, он был гениален. Лермонтов не мог жить собственным внутренним содержанием, собственною глубиною».
И далее: «Государь говорил со мною о Лермонтове, и я напомнила ему стихи на смерть Пушкина. Он сказал мне: «Стихи прекрасны и правдивы; за них одних можно простить ему все его безумства… Я не за это ссылал его… Я ненавижу дуэль, это варварство, на мой взгляд, в ней нет ничего рыцарского».
В дуэли с Мартыновым Лермонтов оставался рыцарем.
Он бы выстрелил в воздух».
Нина Шадури
