Памяти Софико Чиаурели

Памяти Софико Чиаурели

21 мая родилась СОФИКО ЧИАУРЕЛИ (1937-2008), Народная артистка Грузии и Армении, единственная из советских актрис, семь раз удостоенная приза «За лучшую женскую роль» на международных кинофестивалях.

В 1938 году Николай Шенгелая снимал фильм «Золотая долина». Играли Верико Анджапаридзе и Ната Вачнадзе. Пела Ольга Микеладзе. И так случилось, что все три женщины во время съемок были беременны. Однажды режиссер предложил: «Главных героев фильма зовут Нани и Георгий. У кого родится девочка, пусть назовет Нани, у кого мальчик – Георгий». Первой родила Ольга, и девочку назвали Нани. Это была Нани Брегвадзе, дочь Ольги и Георгия Брегвадзе, который снимался в «Золотой долине». Потом у Наты родился сын – Георгий Шенгелая. Верико тоже родила девочку (кстати, родила не в роддоме, а в своем доме на Пикрис гора), но новорожденная целый месяц прожила без имени. Верико хотела назвать дочь Еленой, а отец, Михаил Чиаурели, – Софьей. Наконец Михаил не выдержал, написал два этих имени на бумажках, бросил в шапку и запустил туда ручку девочки. Она ухватила записку с именем Софья. И наконец-то получила имя – Софико Чиаурели.

Все свое детство Софико скучала по маме. «Мама, ты скоро вернешься?» – это был ее вечный вопрос к Верико, которая пропадала на бесконечных репетициях, спектаклях, съемках… Верико часто брала дочь с собой на гастроли. Да только какая разница? На гастролях – те же спектакли и репетиции.

Когда Софико было 6 лет, случилось чудо – у Верико выдалось целых 10 свободных дней, и она поехала вместе с дочкой в Гагра. Как Софико была счастлива! Но в первый же день пришла телеграмма – у Верико скончался брат. Она срочно вернулась в Тбилиси, а Софико осталась у знакомых…

Дом Чиаурели-Анджапаридзе стоит на том месте, где Михаил когда-то впервые поцеловал Верико. Двухэтажный (Софико потом надстроит третий этаж), с большой залой и двориком, где росли орех и вишня. В доме жили Верико, Михаил, их дети Рамаз и Софико, Джиу – сын умершего старшего брата Верико, Отар – сын Михаила Чиаурели от первого брака, сестры Михаила Наташа и Анико, домработница Нюра, няня по прозвищу Ляпупедор и поклонница Верико Тина. Мама Верико, которую все звали Бута, жила отдельно, но когда упала и сломала бедро, тоже лежала в доме. Бесконечно ночевали друзья и родственники, каждый вечер приходили гости. В доме на Пикрис гора побывали, наверное, все выдающиеся артисты и режиссеры, писатели и художники, ученые и политики. Даже в военное время здесь пировали. Но это были пиры дружбы и талантов, потому что на столе стояли только черный хлеб и вода. Ночи напролет читали стихи, пели и говорили об искусстве Качалов, Михоэлс, Охлопков, Немирович-Данченко, Книппер-Чехова… Когда Софико подросла, ей разрешили присоединиться к взрослым. Но тут сказался ее своенравный характер. Она отказалась: «Когда я хотела в вашу компанию, вы меня не пускали. Теперь мне к вам можно, да я сама не хочу». К тому же все гости были уверены, что дочь Верико и Миши не может не иметь актерских способностей, и постоянно просили ее спеть, прочитать стихи, а этого Софико терпеть не могла. Так она никому ни разу ничего и не прочла. Когда Софико решила поступать на актерский, мать ей сказала: «Я представления не имею, какие у тебя способности. Прочти мне что-нибудь». – «Ты что, с ума сошла? – дерзко ответила Софико. – Что я тебе буду читать?» И самостоятельно, как когда-то Верико, отправилась в Москву и поступила во ВГИК.

«В жизни нет никаких канонов. Особенно в личной, — говорила Софико в интервью Вере Церетели за день до отъезда на лечение в Париж. — Мне судьбой было предначертано, что у меня будет две любви. Мой первый муж Георгий Шенгелая тоже был сыном знаменитых родителей — актрисы Нато Вачнадзе и режиссера Николая Шенгелая. Наши родители очень дружили, и, когда в авиакатастрофе погибла Нато, моя мама стала заботиться о младшем сыне подруги, ему было тогда 14 лет. Мы с ним очень дружили, ведь мы одногодки. А потом влюбились и поженились. Мы были очень молодые, нам было 19 лет… Я была самой счастливой, когда у меня родился сын, когда я ощутила себя матерью. А с Котэ Махарадзе мы были знакомы давно, часто пересекались то в одном театре, то в другом, но никогда и в мыслях ничего не было. А когда мама стала восстанавливать «Уриэля Акоста» в марджановском театре, мы оказались партнерами. «Уриэль» нас и погубил… Когда наш роман был в разгаре, а я из-за детей не решалась разбивать семью, Котэ с ума сходил. Помню, мы были в Подмосковье, ночь, зима, сугробы. Мы вышли из ресторана, и он мне говорит: «Или ты мне скажешь «да», или я покончу с собой». Я сказала: «Всего хорошего». Он забрался на высоченный сугроб и — бац! С высоты прыгнул в овраг. Я, не задумываясь, помчалась за ним и прыгнула следом — в темноту. Потом мы оттуда с трудом выбирались, еле живые…С Котэ мне было очень легко. Он был тонкий, любящий, внимательный. Недаром прослыл донжуаном. Меня это не волновало, ведь это было до моей эры. Когда мы поженились, друзья Котэ привезли в подарок якорь — настоящий, чугунный. Чтобы он в семейной жизни наконец бросил якорь… Я вообще максималистка. Сказала, что полечу на парашюте, — и полетела. Конечно, в 65 лет это поздновато. Мы отдыхали с Котэ в Кобулети, он говорил, что тоже хочет, но мы его отговорили. А я прыгнула. Весь пляж смотрел и аплодировал. Представляете, стокилограммовая Софико парила в воздухе! Я только боялась: вдруг парашют меня не потянет… Я прекрасно отношусь к возрасту. Бог нам подарил жизнь — это великая вещь. Я не понимаю, когда говорят: вот, если бы я была молодая… Мне не хочется возвращаться назад. В жизни было столько всего — и снова это прожить? Не надо… Больше всего в жизни мне помогала дружба. Это такая сила… Да, у грузин много плохих качеств — например, зависть. Ведь у нас нет внешних врагов, только внутренние, мы всегда боремся друг с другом. И в то же время у нас существует институт дружбы, какого нигде в мире нет. Для друзей моя недавняя операция была сущим кошмаром. Они думали, что я бессмертна, что я каменная. И вдруг со мной что-то человеческое произошло, я подкосилась. Они впали в такую панику! Нани Брегвадзе была в Москве в это время, говорит, что, когда узнала, помчалась и себя проверять. Одна подруга читала молитвы, другая двое суток не спала. Я говорю: ребята, вы рано меня хороните… А я очень спокойно к этому отношусь. Сразу сказала врачу: говорите прямо, я должна знать, сколько мне осталось… Я чувствую скоротечность времени и хочу все успеть…».

Материал подготовила Нина Шадури-Зардалишвили