«КОГДА НА ЗЕМЛЕ БУШЕВАЛА ВОЙНА…»

«КОГДА НА ЗЕМЛЕ БУШЕВАЛА ВОЙНА…»

9 мая — день рождения Булата Окуджавы (1924-1997)

Булат Окуджава родился в Москве, на Арбате, в роддоме Грауэрмана. Он любил Москву крепко, глубоко, верно. Но Тбилиси вечно жил в его сердце и навсегда остался какой-то особой, так и не осуществленной мечтой.

Так сложилось, что именно в Тбилиси многое в жизни Булата Шалвовича случилось впервые. Отсюда он добровольцем ушел на Великую Отечественную войну и сюда же вернулся живым. Получил школьный аттестат и университетский диплом. Здесь впервые напечатался, в первый раз женился, познакомился с Борисом Пастернаком, пожал руку Василию Качалову… И, между прочим, в течение полугода работал в Тбилисском русском драматическом театре им. А.С. Грибоедова.

Но – обо всем по порядку.

Булат Окуджава переехал из Москвы в Тбилиси летом 1940 года. Его забрала к себе тетя – Сильвия Степановна Налбандян.

К тому времени отец, Шалва Окуджава, уроженец Кутаиси, крупный партийный деятель, первый секретарь Нижнетагильского горкома ВКПб, был арестован, а 4 августа 1937 года расстрелян (о чем Булату довелось узнать позднее). Маму, Ашхен Налбандян, в 1938 году арестовали и отправили в «Карлаг», в Казахстан – как члена семьи изменника Родины. Два брата отца были расстреляны как сторонники Троцкого. Сестра отца, Ольга Окуджава (супруга поэта Галактиона Табидзе), сидела в Орловской тюрьме. 11 сентября 1941 года в Медведевском лесу, расположенном к северу от Орла, сотрудники НКВД расстреляли 157 человек. В их числе была и Ольга…

Тетя Сильвия жила на улице Грибоедова, в доме номер 9 – ровно напротив Тбилисской консерватории.

1 сентября 1940 года Булат отправился в девятый класс 101-ой школы г. Тбилиси. Ему было 16 лет. В таком возрасте менять привычную обстановку уже непросто, и поначалу арбатскому пареньку жизнь на новом месте давалась нелегко. Но прошло совсем немного времени, и он полюбил новую школу.

Булат уже тогда писал стихи, но почти никому не читал. Он решился показать их школьной учительнице по литературе. Это была Анна Аветовна Малхаз-Тарумова – прекрасный педагог, влюбленный в свой предмет. Она с интересом ознакомилась со стихами своего ученика, и ее высокая (авансом, конечно) оценка вдохновила Булата на дальнейшее творчество. И он продолжал писать. Кстати, несмотря на то, что его поэтические опусы не понравились дяде – великому Галактиону.

Школьники часто собирались дома у Анны Аветовны – читали стихи, пели песни. А затем Малхаз-Тарумова организовала в школе драматический кружок, и 16-летний Булат впервые вышел на самодеятельную сцену.

22 июня 1941 года Булат Окуджава запомнил навсегда и описал в автобиографическом рассказе «Утро красит нежным светом…»: «Я и дядя Николай перетряхивали чемоданы. Тетя Сильвия отбирала летние вещи. Мне было семнадцать лет. Вдруг отворилась дверь, и вошла без стука наша соседка. Она сказала белыми губами:

– Вы что, ничего не слышали?

– Слышали, – сказал дядя Николай, – столько чего слышали… А что вы имеете в виду?

– Война, – сказала она.

– А-а-а, – засмеялся дядя Николай. – Таити напало на Гаити?

– Перестань, – сказала тетя Сильвия. – Что случилось, дорогая?

– Война, война… – прошелестела соседка. – Включите же радио!

По радио гремели военные марши. Я выглянул в окно – все было прежним.

– Вот что, – сказала тетя Сильвия дяде Николаю и мне, – бегите в магазин и купите побольше масла… Я знаю, что такое война!..

Мы отправились в магазин. Народу было много, но продукты, как обычно, лежали на своих местах. Мы купили целый килограмм масла.

– Может быть, еще? – спросил я.

– Ты сошел с ума! На нас уже смотрят. Стыдно.

Мы принесли то масло домой. Кто знал, что война так затянется?

По улицам потянулись новобранцы. Среди них были и молодые женщины. Все вдруг переменилось.

Пришел мой друг, Юрка Папинянц.

– Ну, – сказал он, – в военкомат не идешь?

– Конечно, – сказал я, – пошли.

По дороге я сказал:

– Хорошо бы в один танковый экипаж попасть…

– Хорошо бы, – сказал Юрка».

Конечно, школьников погнали куда подальше. И началось почти ежедневное хождение Булата с другом в военкомат. «Хотим против фашистов воевать!» – говорили они капитану Кочарову, а тот их неизменно выгонял.

«Но на восьмой день нас не выгнали.

– Э-э-э-э, – сказал капитан, – черт вас дери совсем! Надоели, будьте вы неладны…

Я хотел сказать ему, что и он нам надоел тоже, но не сказал. Мы уже привыкли друг к другу, как родственники.

– Куда ты торопишься? – сказал он мне. – Ну куда? Посмотри на себя: ты ведь совсем цыпленок. Надоели!

И вручил нам по пачке розовых повесток:

– Чтобы к вечеру разнесли. Все!

– А на фронт? – спросили мы.

– Я сказал – все! – крикнул он, багровея, и мы отправились.

Мы ходили по улочкам Сололаки, и по Грибоедовской улице, и по Судебной, и по улице Барнова и спускались за Александровский садик и в переулочки за оперным театром…»

А в школе Анна Аветовна организовала агитбригаду для выступлений перед ранеными. В госпиталях Окуджава читал стихи Маяковского, а в разных сценках изображал то раненого, то старика Власа с седой бородой, в зипуне. «Власа» окружали девушки и спрашивали: «Дядя Влас, а дядя Влас, слышал, немец прет на нас?». А Булат-Влас отвечал: «Девки, немец прет на нас далеко не в первый раз. В прошлом не порыться ли? Например, псы-рыцари. Мы тогда немецким псам дали крепко по усам, а спросить им не с кого, не с Александра Невского!».

В сентябре 1941 года в Тбилиси был эвакуирован МХАТ. Анна Аветовна пригласила легендарных артистов выступить в школе. На сцену актового зала поднялись Василий Качалов, Михаил Тарханов, Ольга Книппер-Чехова. Булат открывал вечер чтением стихов. Очевидцы запомнили, что после его выступления Качалов расцеловал юного декламатора и пожал ему руку.

Тем временем, «город наполнялся войсками. Помятые грузовики, заляпанные грязью орудия, рваные, мятые гимнастерки на солдатах, офицеры, похожие на солдат. Поползли слухи, что фронт прорван, что в Крыму или где-то в том районе нам пришлось спешно отступать, что было окружение, что многие остались «там». А мы разносили повестки, будь они неладны! И наша отчаянная храбрость, и ненависть к врагу, и героизм, который распирал нас, и все наши удивительные достоинства (мои и Юркины) – все это засыхало на корню» («Утро красит нежным светом»).

Неожиданно в доме появился младший брат Сильвии, Рафик. Он служил водителем грузовика и вернулся с фронта. Едва дядя Рафик умылся и переоделся, как Булат нацепил на себя его гимнастерку, галифе, сапоги, пилотку, выскочил на улицу Грибоедова и прошел строевым шагом аж до Сололаки, отдавая честь всем встречным военным.

В августе 1942 года Окуджава, наконец, отправился в армию. В знаменитом интервью Юрию Росту «Война Булата» он так вспоминает о первых неделях после призыва: «Мы ходили в своем домашнем, присяги не принимали, потому что формы не было. А потом нам выдали шапки альпийских стрелков, и мы, обносившиеся, босиком, в этих альпийских широкополых шляпах, запевая и ударяя босыми ногами в грязь, ходили строем. А потом в один прекрасный день осенний нас передислоцировали в Азербайджан. Там мы пожили немножко, мечтая попасть на фронт. Потому что здесь кормили плохо, а все рассказывали, что на фронте кормят лучше, там фронтовая пайка, там своя жизнь. Фронт был вожделенным счастьем. Все мечтали об этом. Однажды нас вдруг подняли. Повезли в баню и после помывки выдали новую форму. Но повезли не на фронт, а под Тбилиси в какой-то военный городок за колючей проволокой. Там мы изучали искусство пользования ручной гранатой. Раздали вечером гранаты и предупредили, что если сунуть неудачно капсюль внутрь, то тут же взрыв, и все. Гранаты заставили на пояс прицепить. Капсюли отдельно, и велели лечь спать. Мы ложились медленно, стараясь не дышать. Ночь была страшная. Утром смотрим, стоят студебекеры новенькие американские, наши минометы прицеплены к ним. По машинам! И начались наши фронтовые скитания».

Уходит из Навтлуга батарея.

Тбилиси, вид твой трогателен и нелеп:

по-прежнему на синем – «Бакалея»,

и по-коричневому – «Хлеб»…

Мы проезжаем город. По проспекту.

Мы выезжаем за гору. Война.

И вывески, как старые конспекты,

свои распахивают письмена…

Фронтовая биография рядового Булата Окуджава выглядит следующим образом. С августа по сентябрь 1942 года – карантин в 10-м отдельном запасном минометном дивизионе, в Кахетии. С октября по декабрь 1942 года он находится на Северо-Кавказском фронте, под Моздоком, в составе минометной бригады 254-го гвардейского кавалерийского полка 5-го гвардейского Донского кавалерийского казачьего корпуса под командованием генерал-майора А. Г. Селиванова. 16 декабря был ранен. Уже в 1986 году Булат Шалвович вспоминал, как это произошло: ««Над нашими позициями появился немецкий корректировщик. Летел он высоко. На его ленивые выстрелы из пулемета никто не обращал внимания. Только что закончился бой. Все расслабились. И надо же было: одна из шальных пуль попала в меня. Можно представить мою обиду: сколько до этого было тяжелых боев, где меня щадило! А тут в совершенно спокойной обстановке – и такое нелепое ранение».

Но именно эта ранение его и спасло:

Когда на земле бушевала война

и были убийства в цене,

он раной одной откупился сполна

от смерти на этой войне.

Затем был госпиталь, после – запасной полк, Батуми, потом Новороссийск, потом отправка в Степанакерт…

В марте 1944 года Булат вернулся в Тбилиси. Кстати на фронте, в 1943 году, он написал свою самую первую песню: «Нам в холодных теплушках не спалось».

Позднее Окуджава со всей откровенностью говорил: «На фронте были свои достоинства: какая-то раскованность, возможность сказать правду в лицо, себя проявить, было какое-то братство. И все, пожалуй. Война учила мужеству и закалке, но закалку и в лагере получали. А в основном это был ужас и разрушение душ».

20 июня 1944 года Окуджава заканчивает тбилисскую вечернюю школу №3 и получает аттестат о среднем образовании, в котором всего лишь две пятерки – по русскому языку и русской литературе.

9 мая 1945 года он отмечает свой двадцать первый день рождения и День Победы. Теперь это для него особый день на всю оставшуюся жизнь…

В июне 1945 года Булат поступил на русское отделение филологического факультета Тбилисского государственного университета, который в то время носил имя Сталина. Принят он был, скажем честно, не за великие знания, а как фронтовик.

А в августе Булат начинает работать в Грибоедовском театре. В архиве театра сохранился приказ №71 за подписью директора Константина Шах-Азизова. В параграфе 3 сказано: «Окуджава, Булат Шалвович, зачисляется сотрудником вспомогательного состава 16 августа 1945 года с окладом 200 р. в месяц, с месячным испытательным сроком». Испытательный срок юный сотрудник выдержал и проработал в театре до конца года.

Летом 1945 года ему удалось впервые напечататься. Первая публикация состоялась 15 июля 1945 года в газете «Боец РККА». Это было стихотворение «До свиданья, сыны».

Посидим под деревом, братцы.

Ехать мне теперь далеко.

Только с вами вот расставаться

Очень, знаете, не легко.

Там, конечно, само собою,

Ждет жена, ребятишки ждут.

Суетятся над жаркой плитою,

Пироги, наверно, пекут.

Там, конечно, земля родная,

Голубые цветы в саду…

Почему ж я грущу?.. Не знаю.

Все и места никак не найду.

Или, может быть, сад не вырос?

Или рано мне отдыхать?

Думал, кончится – к дому вырвусь.

(Сердце тоже устало ждать).

Вот, дождался, хотел… а больно,

Сроду я таким не бывал.

Словно сердце совсем обездолено,

Словно я семью потерял.

Ведь сроднило то нас не слово.

Жизнь нас, братцы, свела в огне

Боевая такая, суровая.

Потому-то и грустно мне.

Мы врагу поклоны не били,

Не валялись у ног в пыли.

Мы ведь вместе его громили,

И в столицу его вошли.

Верьте в силу такую, знайте.

Что ее никому не смять…

Ну, прощайте, сыны, прощайте.

Нам шагать…

Много лет спустя эти стихи Окуджава назвал, представьте себе, «ужасными». Но их принял к печати никто иной как Ираклий Андроников, в то время – сотрудник газеты «Боец РККА». Несколько месяцев спустя он даже завел специальную рубрику: «Творчество Булата Окуджавы». В своей книге «Булат Окуджава» Дмитрий Быков пишет по этому поводу: «Не сказать, чтобы «ужас-ужас-ужас»: все-таки человеческая интонация, редкая даже в победном сорок пятом, когда ненадолго разрешили радоваться по-людски, без громыхания. Почему Андроников, работавший в «Бойце РККА» и одновременно преподававший в Тбилисском университете, уже известный филолог, заметил Окуджаву и предложил писать на заказ? Он понятия не имел о его семье, не приходился ему родственником, Окуджава не прибегал к протекции Галактиона Табидзе (да она и мало что решала во фронтовой газете) – вероятно, в его лирике Андроникову померещился талант: вкусом он обделен не был».

В октябре 1945 года в Тбилиси, на торжества по случаю столетия смерти Николоза Бараташвили, приехал Борис Пастернак. Окуджава прорвался на его вечер в Союзе писателей, а на следующий день вместе с другом, тоже писавшим стихи, пришел к Пастернаку в гостиницу «Тбилиси». Начинающие стихотворцы довольно долго читали свои произведения великому поэту. Как вспоминал позднее Окуджава, Борис Леонидович обратил внимание не на него, а на его друга, который вскоре, кстати, навсегда бросил писать стихи.

В 1947 году Булат женился на своей однокурснице Галине, дочери откомандированного в Тбилиси подполковника Василия Смольянинова. Вскоре из лагеря вернулась мама… Ашхен Налбандян изменилась до неузнаваемости. И никогда уже не стала прежней. А два года спустя ее арестовали повторно и сослали в Сибирь. Ссылка окончилась только в 1954 году…

25 апреля 1950 года Булат Окуджава защитил диплом по теме «Великая Октябрьская революция в поэмах Маяковского» и в июле уехал из Тбилиси по распределению.

Уехал, но не терял надежды вернуться.

В 1963 году он написал стихотворение – посвящение своему другу, тбилисцу Марлену Хуциеву:

Мы приедем туда, приедем,

проедем – зови не зови –

вот по этим каменистым, по этим

осыпающимся дорогам любви.

Там мальчики гуляют, фасоня,

по августу, плавают в нем,

и пахнет песнями и фасолью,

красной солью и красным вином.

Перед чинарою голубою

поет Тинатин в окне,

и моя юность с моей любовью

перемешиваются во мне.

Худосочные дети с Арбата,

вот мы едем, представь себе,

а арба под нами горбата,

и трава у вола на губе.

Мимо нас мелькают автобусы,

перегаром в лицо дыша…

Мы наездились, мы не торопимся,

мы хотим хоть раз не спеша.

После стольких лет перед бездною,

раскачавшись, как на волнах,

вдруг предстанет, как неизбежное,

путешествие на волах.

И по синим горам, пусть не плавное,

будет длиться через мир и войну

путешествие наше самое главное

в ту неведомую страну.

И потом без лишнего слова,

дней последних не торопя,

мы откроем нашу родину снова,

но уже для самих себя.

Такого возвращения в Тбилиси – возвращения навсегда – в жизни Булата Окуджава так и не случилось… ©

Нина Шадури