«ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ НЕ ХОЧЕТ И НЕ МОЖЕТ СТАТЬ МАРИОНЕТКОЙ»
О спектаклях-участниках майского Международного театрального фестиваля «Встречи в России» и о трагикомедии «Записки сумасшедшего» театра им. А.С. Грибоедова, в частности, рассказывает Валентина Резникова, театральный критик, драматург, лауреат премии СТД РФ «Хрустальное перо», заслуженный работник культуры Азербайджана.
Журнал «Страстной бульвар», №10-240/2021.
«Этот театр давно известен и популярен едва ли не на всем пространстве СНГ. Не скрою, выбор привезенного на фестиваль спектакля меня удивил. Ну что еще можно вытащить из глубин подсознания «маленького человека Поприщина», чтобы создать что-то интересное из «заигранной» гоголевской истории? Но, увидев в программке имя Валерия Харютченко — одного из ведущих актеров тбилисской труппы, ярчайшего носителя эстетики русской психологической школы, школы переживания, подумала: будет интересно. И не ошиблась. Тандем режиссера Георгия Маргвелашвили и блистательного актера оказался настолько удачным, что мы увидели оригинальную сценическую версию хрестоматийной истории о маленьком человеке. В этой интерпретации, она, утратив свою хрестоматийность, превратилась в исповедь Актера. Человека, который всю свою жизнь верой и правдой служил Ее Величеству Мельпомене: творил свободно, выстраивая открытый диалог между собой и зрителями, был искренним и предельно честным. Это он, Актер, был и королем, и повелителем мыслей, чувств, эмоций и слов своих героев. Это он был Голосом и Совестью своей Эпохи. Был идеалом для подражания. Его слушали, ему верили: такой не соврет! Но Время быстротечно и изменчиво. Теперь его творчество подвергают цензуре, а сам он — под прицелом неусыпного контроля Посредников (Наталия Воронюк и Мераб Кусикашвили). Эти персонажи одеты в черное и выглядят так, как теперь выглядят полицейские почти на всем пространстве СНГ. Режиссер не дает имен этим персонажам. Они просто функционеры. И они — исполнители чужого диктата — навязывают Актеру мысли, идеи, установки своих хозяев. Не скрывая жесткого намерения использовать его в качестве рупора и авторитетного проводника чужих идей, принуждают говорить то, что говорить Актер не хочет и не станет. И вот уже нет маленького человека Поприщина, нет и Актера, которого принудительно лишают творчества. Теперь перед нами — одна огромная всеохватывающая Боль в обличье Человека. Актер вскинет руки и натянет на глаза маску! Вводя ее в действие, как актуальный предмет сегодняшней, в условиях пандемии, жизни, Георгий Маргвелашвили превращает ее в атрибут сценической метафоры. И она работает вместе с персонажем, придавая действию выразительность Эзопова языка. Вот Актер, устав от напора Посредников, натягивает маску на глаза, отгораживая себя от мира реальной действительности; вот он, в знак протеста, опускает ее на рот и отталкивает микрофон, который настойчиво поворачивает к нему девушка Посредник; вот он поднимает маску к носу, и она, приняв очертание усов, придает Актеру хрестоматийно узнаваемый образ диктатора. В какой-то момент Актеру навязывают роль «маленького человека Поприщина», и сидящим в зале зрителям становится понятно, что мир завис на краю пропасти: одно неверное движение, и он сорвется вниз. И тогда Актер бросится к микрофону, чтобы прокричать в мир правду: «Спасите меня! Возьмите меня! Несите меня, кони, с этого света, чтобы не было видно ничего!» И с грустью посмотрит на сказочно яркого игрушечного коня: соблазнительное желание «улететь» отсюда как можно дальше — отброшено. Он никуда не уедет. Не улетит. Не сбежит. Он останется. Он смог. Он открыл правду, которую запрещали говорить! Отойдя от микрофона и остановившись у рампы, голосом смертельно уставшего человека, которому уже нечего терять, скажет: «А знаете, что? У алжирского бея под самым носом — шишка…»
И прозвучит так, будто в этот момент Актер выполнил долг перед самим собой, не нарушив кодекса профессиональной чести. Вот так история маленького гоголевского человека превратилась у Георгия Маргвелашвили и Валерия Харютченко в историю Актера — Человека, который не хочет и не может стать марионеткой. Ему легче и проще умереть, чем стать покорным проводником чуждых интересов. Он повернется спиной к залу и, раскинув руки в стороны, пойдет вглубь сцены. Там — его Голгофа. И он готов взойти на нее, чтобы спеть осанну Театру, Творчеству и Актеру, как проводнику высшей идеи. Идеи человеческого Духа…»
